Расследование пыток во ФСИН: «Клин клином выживается, вор вором губится»

Здравствуйте, в этой статье мы постараемся ответить на вопрос: «Расследование пыток во ФСИН: «Клин клином выживается, вор вором губится»». Если у Вас нет времени на чтение или статья не полностью решает Вашу проблему, можете получить онлайн консультацию квалифицированного юриста в форме ниже.


Многие заключенные работают с администрацией, так называемый актив зоны. Среди них, как правило, самый большой выход на свободу по условно-досрочному освобождению. Они помогают поддерживать порядок в колонии среди самих осужденных, а администрация поддерживает их. Это дневальные и завхозы в отрядах.

Сами условия, сама служба сотрудника не позволяет кого-то жалеть. Это такой моральный порог, за которым ты можешь полноценно работать в колонии. Как говорится, «без соплей и сантиментов».

Как правило, отношение сотрудников к осужденным равнодушное — это очень помогает в работе трезво смотреть на вещи.

И вот когда перед тобой уголовное дело, и ты читаешь, что совершил тот или иной осужденный перед тем, как ты встретил его за решеткой, и бывает, скажешь только одно: «Во нечисть! Как таких земля носит?»

Ведь сидят и маньяки, и педофилы, и убийцы грудных детей. Есть и людоеды. И все они требуют к себе уважительного отношения в колонии — по «праву и по закону».

А какое может быть к ним уважительное отношение?..

Это уже тот уровень, где «право и закон» могут подвинуться на задний план. Как бытует среди сотрудников мнение, что не доходит до сердца маньяка самый лютый приговор суда, а вот удар сапогом в лицо достает до самого дна души.

Встречал я однажды в колонии одного повара осужденного. Общительный, верит в Бога, всегда улыбается, на хорошем счету, куча благодарностей, готов исполнить любое поручение, хлеб у него всегда свежий. Готовится освобождаться условно-досрочно, просит посодействовать, написать хорошую характеристику для суда.

«Работящий парень», — сказал я про него кому-то однажды. А в ответ: «А ты его приговор почитай!» Не поленился, открыл личное дело, начал читать. Я взрослый человек, и много зла видел в жизни, и меня этим не удивить. Но здесь мне стало плохо.

Двадцать лет назад этот повар заманил на реку знакомую девушку, которая что-то про него знала, — знала, как он убил кого-то при краже. Заманил на реку ее купаться и утопил. Ее утопил, а ее годовалого сына, что начал кричать на берегу, бросил в костер. Но то ли костер плохо горел, то ли этот повар спешил, а не поленился, достал из огня обгоревшего ребенка, оторвал с дерева ветки, стал душить его ивовыми прутьями, а после растоптал сапогами голову.

Я спросил про это, когда его встретил в следующий раз. «Двадцать лет прошло. Только Бог имеет право меня судить. Я пятнадцать лет на хорошем счету», — вот что он ответил. Ответил, окрысившись, со злобой, не улыбался.

Двадцать лет прошло… а с моей стороны для такого, как он, нет срока давности. И через двести лет. И через двадцать веков.

Подошел я тогда к кому нужно, и кончились его «пятнадцать лет на хорошем счету». Загремел в штрафной изолятор за мелкое нарушение — то ли за сигарету, не там закурил, то ли за то, что сел на кровать. За изолятор его выгнали из поваров, а там никто и не отпустил на досрочное освобождение, как нарушителя.

Да, есть и такие. Но это ведь единицы. Самое горькое, что сотрудники привыкают равнять всех под одну гребенку. Все зэки равны, все зэки — нелюди. Какая разница, за что сидит. Раз сюда попал, значит виноват. Не все сотрудники понимают или хотят понять, что и зэк человек.

Иногда ведь человек садится за конкретный принципиальный поступок.

Встречал осужденного, на которого написала заявление его бывшая до свадьбы подруга, что изнасиловал, украл сережки. Не хотела, чтобы жил с какой-то другой. У него уже семья. Получил пять лет. По поганой статье. Отсидел. Как сидел за «мохнатую статью» — об этом только догадываться можно. За это время распалась семья, в несчастном случае кто-то погиб, то ли жена, то ли ребенок. Но вышел, поехал к той подруге и убил ее. Получил новый срок. Уже 12 лет. Говорит: «Я не мог по-другому. Она мне всю жизнь искалечила. Я просто отомстил». Бог ему судья. Сколько людей, столько и судеб.

Сотрудник — это быдло

Механизм контроля над сотрудником всегда один — тебя уволят. Всегда.

Шаг в сторону, неловкое слово перед начальством, незначительное служебное нарушение — это последний день твоей службы в колонии. В приказном порядке потребуют рапорт на увольнение, не напишешь — будут ходить по пятам, требовать, угрожать проблемами, затащат на аттестационную комиссию. И уволят, если нужно.

Увольнение — это основная форма стимуляции службы сотрудников. Попробуй работать в колонии с подъема до отбоя, с 06:00 до 22:00, и при этом сказать, что тебе что-то не нравится. У осужденных есть право на «8-часовой непрерывный сон». У сотрудника такого права нет. Потому что он работает ради льготной пенсии — и реже дальше дня, когда она настанет. Ради работы никто не работает. Потому что отношение к сотруднику часто хуже, чем к самим осужденным.

Сотрудник — это быдло. Наш начальник колонии прямо говорил на разводах: «Главное — зэки. Вы — обслуживающий персонал». А потому никакой другой мотивации службы у сотрудника никогда нет. Всегда одна — дотянуть бы до пенсии, а там хоть трава не расти.

В колониях везде установлены камеры, и никак их не обойдешь. Камеры фиксируют нарушения и осужденных, и сотрудников. Осужденные садятся в штрафной изолятор, сотрудники получают выговоры, нравоучения и увольнения. Кому как повезло.

Такого, чтобы сотрудник специально искал место, где нет видеокамеры, чтобы там побить очередного осужденного, ну, это просто вызывает улыбку. Из чистой математики. Когда в колонии 1500 заключенных, а в дежурной смене 15 сотрудников. Когда всех успеешь побить?..

Все эти случаи с побоями в колониях, как правило, конкретные обстоятельства. Началось общение, сотрудник потребовал, осужденный нагрубил, что-то не сделал, сотрудник применил силу, осужденный оказал сопротивление, и пошло-поехало по нарастающей… У кого власть, тот и сильнее и правее. Кто в темном углу колонии смотрит на закон?

Факты побоев, как правило, и в жизни, и за решеткой — это спонтанные моменты: оказался не в том месте, не в то время.

Вот пара примеров. Осужденный решил выразить свой протест против своей неудавшейся жизни. Сидит пятый или шестой срок, все статьи тяжкие. Никогда не работал — понятия не позволяют. Разбил в камере телевизор, новый плазменный. Сокамерники не предъявят, что смотреть нечего, он в авторитете. Разбил и требует новый, потому что смотреть им в камере нечего. И по закону должны его дать. И дадут! Страна и налогоплательщики купят новый.

Этого, что разбил, отправили в штрафной изолятор. Там отказался заходить в камеру, начал сопротивляться. Драка — у него пара синяков. В камере снова протест — снял раковину, разбил ею унитаз. Потребовал новый — ему в туалет надо ходить. Вывели снова, дали в зубы. «Для профилактики». Чтобы себя не забывал. Получил по рогам, сидит дальше смирно, пока ничего не бьет.

Читайте также:  Алименты на ребенка. Как и сколько платят в 2023 году

Другой пример. Осужденный идет на работу в колонии, его остановил сотрудник, докопался до какой-то мелочи — власть показать, у этого развод на работу, где его ждут, и если не придет, можно оказаться в штрафном изоляторе по факту невыхода на работу.

Слово за слово с сотрудником: «отпусти, меня ждут», тот не пускает, сказал в ответ что-то обидное. Этот плюет ему в лицо. Сотрудник бьет ему в лицо. Все видят. Прибегают другие сотрудники коллеге на помощь. В итоге осужденный в штрафном изоляторе, а сотрудника… ну, пожурили, чтоб на людях такого не творил.

Большинство конфликтов внутри тюрем происходят на пустом месте и длятся короткое время. Реже «для профилактики». Нет такого, что массовые побои заказывают или устраивают в колониях специально. Сотрудников не хватит. Не только сотрудники бьют, но ведь и сотрудников тоже бьют. Хотя, конечно, поменьше. Эти факты огласке редко предаются, в отличие от той стороны.

Сотрудник — это быдло

Механизм контроля над сотрудником всегда один — тебя уволят. Всегда.

Шаг в сторону, неловкое слово перед начальством, незначительное служебное нарушение — это последний день твоей службы в колонии. В приказном порядке потребуют рапорт на увольнение, не напишешь — будут ходить по пятам, требовать, угрожать проблемами, затащат на аттестационную комиссию. И уволят, если нужно.

Увольнение — это основная форма стимуляции службы сотрудников. Попробуй работать в колонии с подъема до отбоя, с 06:00 до 22:00, и при этом сказать, что тебе что-то не нравится. У осужденных есть право на «8-часовой непрерывный сон». У сотрудника такого права нет. Потому что он работает ради льготной пенсии — и реже дальше дня, когда она настанет. Ради работы никто не работает. Потому что отношение к сотруднику часто хуже, чем к самим осужденным.

Сотрудник — это быдло. Наш начальник колонии прямо говорил на разводах: «Главное — зэки. Вы — обслуживающий персонал». А потому никакой другой мотивации службы у сотрудника никогда нет. Всегда одна — дотянуть бы до пенсии, а там хоть трава не расти.

В колониях везде установлены камеры, и никак их не обойдешь. Камеры фиксируют нарушения и осужденных, и сотрудников. Осужденные садятся в штрафной изолятор, сотрудники получают выговоры, нравоучения и увольнения. Кому как повезло.

Такого, чтобы сотрудник специально искал место, где нет видеокамеры, чтобы там побить очередного осужденного, ну, это просто вызывает улыбку. Из чистой математики. Когда в колонии 1500 заключенных, а в дежурной смене 15 сотрудников. Когда всех успеешь побить?..

Все эти случаи с побоями в колониях, как правило, конкретные обстоятельства. Началось общение, сотрудник потребовал, осужденный нагрубил, что-то не сделал, сотрудник применил силу, осужденный оказал сопротивление, и пошло-поехало по нарастающей… У кого власть, тот и сильнее и правее. Кто в темном углу колонии смотрит на закон?

Контроль над сотрудником — это прежде всего контроль над сделанной им работой. За сотрудником, за его поведением специально никто и не следит, делай что хочешь, думай как хочешь, но чтобы отчет о работе и сама работа были налицо. «Иначе будешь уволен и пойдешь поднимать сельское хозяйство!»

Опираясь на свидетельства заключенных, адвокатов, правозащитников и бывших сотрудников ФСИН, можно говорить о том, что в России есть колонии, тюрьмы и даже тюремные больницы, в которые провинившихся или чем-то неугодных заключенных вывозят специально на физическое «перевоспитание» . ФСИН в ответе на запрос «Проекта» утверждает, что решение о том, в каком учреждении отбывает наказание осужденный, принимается в соответствии с Уголовно-исполнительным кодексом: людей этапируют либо в колонии в пределах региона, где они проживали или были осуждены, либо, если на территории субъекта нет соответствующего учреждения, отправляют в учреждение в ближайшей области. На вопрос о том, есть ли практика помещения «трудных» осужденных в определенные учреждения для «перевоспитания», ведомство не ответило.

Как о «пыточных» говорят о местах заключения во Владимирской области, Карелии, Красноярском крае, Мордовии, до последнего времени такой «славой» пользовались и колонии в Омске.

— Это еще давно было, в 90-е. Я тогда работал на «Белом лебеде» ФКУ ИК-2 по Пермскому краю. Она была всемирная кузница, воров в законе там ломали. В свое время туда специально воров привозили, их сажали в камеру, например, окрашенную в красный цвет. А им по понятиям не положен красный цвет. Красный цвет — значит, на администрацию работаешь. И вот их и морозили, и носилки неподъемные заставляли носить, и били, — рассказывает бывший сотрудник ФСИН.

Пытки в стенах учреждений ФСИН и МВД в России – давно не новость. Видео с «распятием» на столе в классе воспитательной работы осужденного Евгения Макарова посмотрела вся страна. Перед заключенными извинился сам глава ФСИН России. Но пытки будут продолжаться, считает экс-прокурор Игорь Степанов. И вот почему.

«Пыточная» география стремительно вышла за пределы Ярославской области и расширилась до Санкт-Петербурга, Калининграда, Владимира до Свердловской области, Челябинска, Брянска и Забайкальского края. С публичными заявлениями о неэффективности надзора за учреждениями ФСИН в России поочередно выступили представители Комитета ООН против пыток Йенс Модвиг, спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко. Глава Совета по правам человека (СПЧ) при президенте России Михаил Федотов отправился инспектировать исправительные колонии. Российские власти активно заговорили о назревшей необходимости реформировать пенитенциарную систему России. Представители ФСИН, наконец, извинились за произошедшее, а глава федеральной службы исполнения наказаний Геннадий Корниенко пообещал подчиненным «неминуемое наказание за преступления», подобные совершенным в ярославской колонии.

Но огласка пыток в Ярославской колонии ничего не изменит, считает бывший помощник прокурора по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях Московской области Игорь Степанов.

«Пытки» — это вынужденный способ воздействия на осужденного, когда администрация исправительных учреждений уже не способна никак иначе заставить его соблюдать установленный режим. Поэтому пытки никуда не денутся. Другая причина пыток — в высокой концентрации осужденных. Заключенных и ждущих их семей стало так много отовсюду, что тюрьма уже не звучит как самое страшное для нашего общества. Для рецидивистов же, проведших в этих местах большую часть своей жизни и утративших способность к социализации на свободе, зона — и вовсе родной «пионерлагерь», говорит Степанов.

Но для начала хотелось бы подойти к определению самого понятия «пытка».

В современном российском праве под пыткой подразумевается причинение физических или нравственных страданий в целях понуждения к даче показаний или иным действиям, противоречащим воле человека, а также в целях наказания либо в иных целях.

Поэтому я предлагаю, отталкиваясь от целей пыток, попытаться приблизится к пониманию их причин.

Первая из указанных целей пыток – это признание человека в совершенном или несовершенном преступлении. Такие пытки могут применяться правоохранительными органами на стадии предварительного следствия.

Другой тип пыток применяется уже на стадии отбывания наказаний – в тюрьмах и иных исправительных учреждениях. Их цель наказать осужденного за нарушение установленного режима.

Яркий пример – недавнее истязание осужденного Евгения Макарова в ярославской колонии, видеосвидетельство которого случайно стало доступно широкой публике.

Но есть еще и «иной» – третий тип пыток, с которыми пришлось столкнуться, когда я работал помощником прокурора по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях Московской области.

Это был конец 90-х. В колониях сложилась непростая обстановка из-за недостатка финансирования. Производство встало, и осужденные сидели и без работы и без денег. Одновременно появились проблемы с питанием и даже с одеждой. Сотрудники стали увольняться из-за маленьких зарплат, и остро встал вопрос с комплектацией штата. Возникла нехватка сотрудников, особенно в подразделениях, которые непосредственно работали с осужденными.

Все это привело к тому, что осужденные просто перестали подчиняться сотрудникам. Не знаю, как в других регионах, но в Московской области для решения этой проблемы придумали «профилактические мероприятия» с использованием ФСИНовского спецназа, тогда он назывался Базовый отряд специального назначения (сокращенно БОСН).

Читайте также:  В ПФР рассказали, кто сможет претендовать на досрочную пенсию

Они приезжали в колонию, заходили в штрафной изолятор (ШИЗО), выгоняли осужденных из камер и, пока те бежали в «прогулочный дворик», били их с двух сторон дубинками.

Получилась так, что очередная «профилактика» в закрепленной за мной колонии прошла накануне приезда прокурора, который раз в год поочередно посещал все исправительные учреждения области.

Мы с ним заходим в ШИЗО, а осужденные демонстрируют нам багровые рубцы от дубинок.

Я сказал прокурору, что надо «возбуждаться»: тут же явно 286-ая статья «Превышение должностных полномочий с применением оружия или специальных средств». А он мне в ответ: «Ты что сдурел? Я тебе возбужусь!»

Несколько дней я его уговаривал, он колебался, съездил «за советом» к курирующему заместителю прокурора Московской области. Тот ему не сказал ни да, ни нет, а велел действовать по закону, и прокурор дело все-таки возбудил.

С этого момента для меня начался кошмар. Со всех сторон пошли так называемые «ходоки» — и ко мне, и к надзирающему прокурору, и в прокуратуру области. Давили на жалось, на сознательность, на корпоративную этику и так далее. В колониях со мной перестали здороваться. Но всё это полбеды. К тому времени я уже провел выемку, изъял все необходимые документы и допросил и побитых осужденных и сотрудников.

Но дело встало. А все потому, что привязать конкретного сотрудника БОСНа к конкретным травмам оказалось невозможно. Бойцов было человек десять. Все в масках. Индивидуальные номера на форме были, но записей о том, какой номер за кем был закреплен в журнале отсутствовали.

Пытался провести следственный эксперимент, расставив их по коридору, чтобы понять, кто кого бил, а они стали утверждать, что не помнят, где именно стояли.

«Администрация или криминал»

В последние годы руководство ФСИН постоянно говорит, что разделение на «красные» (полностью подконтрольные администрации) и «черные» (где порядки устанавливают криминальные структуры или «воры») зоны осталось в прошлом. Бывший заместитель директора Федеральной службы исполнения наказаний Валерий Максименко в интервью 2019 года говорил, что «возможно, где-то такое разделение осталось, но актуальность этого вопроса постоянно снижается (…) То есть, делений на цвета уже нет все-таки».

Максименко сейчас сам находится в СИЗО по подозрению в коррупционной деятельности и, если его признают виновным, будет отбывать наказание в специализированной исправительной колонии для бывших сотрудников (их называют «БС»). В подобной колонии уже отбыл срок второй директор ФСИН Александр Реймер. Все время заключения он трудился библиотекарем.

«Прослушивание расслабляющей музыки»

В теории помочь заключенному адаптироваться к жизни в колонии могут штатные психологи. Как правило, в психологической лаборатории числятся не менее трех специалистов, которые должны заниматься диагностикой и коррекцией состояния осужденных. На деле у них нет ни времени, ни возможности выполнять эти задачи эффективно, рассказывает психолог Владимир Рубашный, проработавший в системе ФСИН 20 лет.

«Система не заточена ни на какую психологию на самом деле. Вот им [администрации колонии] нужно только знать про человека — вероятность того, что он совершит: побежит, суициднет, нападет на администрацию. А то, чтобы он исправился, социализировался, чтобы у человека меньше проблем было — они этого не понимают, им это просто не интересно» — рассуждает Рубашный, в прошлом возглавлявший психологическую службу управления ФСИН по Татарстану.

С другой стороны, и сами заключенные часто не рвутся откровенничать с психологом.

Во-первых, попасть на прием к нему непросто. Прямого доступа к психологу нет: придется обратиться к начальнику отряда, который зафиксирует этот факт. Во-вторых, для заключенного психолог — такой же сотрудник ФСИН, как и остальные.

Поэтому, рассказывает Рубашный, основная деятельность психологической службы — это диагностика, с которой осужденные сталкиваются еще в карантине. Лаборатория должна продиагностировать 100 процентов вновь прибывших: заполнить личностный опросник, дать адаптированные тесты, занести результаты в компьютер.

«Угроза моей физической ликвидации остается высокой»

— Сейчас вы чувствуете себя в безопасности?

— Сейчас у меня все в порядке — я много занимаюсь документами, все подготовительные этапы уже пройдены. Я ощущаю себя более или менее в безопасности — ну по крайней мере, лучше, чем еще месяц-два назад, хотя угроза моей физической ликвидации остается еще очень высокой. Конечно, на фоне всех историй про «новичок» есть опасения. Но мы уже отправили документы в МВД Франции для предоставления мне защиты. Мое местоположение, естественно, не афишируется. Общаюсь только с очень ограниченным кругом людей.

— Много у вас осталось неопубликованного видеоматериала?

— Есть еще много. И там речь будет не только о Саратовской области, но и о других регионах, где существовали подобные пыточные учреждения. География очень широкая. Она равняется географии всей России.

— Как вы получили доступ к материалам из других регионов?

— Они все объединены в одну сеть. Все учреждения, по всей территории, и я нашел способ подключаться к другим регионам.

— Вы айтишник?

— Нет, я обычный пользователь, просто провел довольно много времени за этим занятием — была возможность разобраться. Методом проб и ошибок нашел пути.

— Вы слышали версию, будто бы вы продали этот архив?

— Да, я даже знаю сумму, которую называют — 2 тысячи долларов. Конечно, никто в здравом уме не стал бы запрашивать столь небольшую сумму за такой архив. На самом деле, проект «Гулагу нет» оказывал мне поддержку, и сумма там была больше, чем 2 тысячи долларов. Но речь не о продаже файлов, а о моем техническом обеспечении. У меня не было элементарной возможности разархивировать и собрать по частям все, что у меня было скачано. А уже потом мне помогли с моей эвакуацией из страны. Пришлось добираться окольными путями, чтобы меня было трудно отследить. Мне помогли, как одному из информаторов правозащитного проекта.

— «Одному из»? Есть и другие?

— Я уверен, что таких людей сотни. Представьте себе, сколько исправительных учреждений в Российской Федерации. И в каждом есть человек из числа заключенных, кто исполняет те функции, которые я в свое время выполнял. Есть и сотрудники ФСИН, кто не согласен с обстановкой, но им приходится действовать скрытно, чтобы не оказаться на месте запытанных. Я вот выбрался, чтобы рассказать людям об этом. Я до сих пор рискую. Но я не собираюсь с этого пути сворачивать, мы будем продолжать разоблачать эту систему, пока не достигнем видимых результатов.

— А что для вас является результатом — когда их посадят, уйдет руководство, покаются чиновники?

— После подобных скандалов уходят в отставку правительства. Что произошло в России — уволили несколько человек, несколько исполнителей оказались на скамье подсудимых. А где глубинные изменения? Ведь для всех очевидно, что исправительная система никого не исправляет, она только портит. Когда такие процессы начнут происходить, это будет результатом. Пока власти просто тянут время, ждут, когда скандал утихнет, но никакой прыти они не проявляют. Хотя все мировое сообщество и мировые СМИ уже в курсе. Хуже всего подобное равнодушие.

— Как вы представляете свою дальнейшую жизнь?

— Я далеко стараюсь не заглядывать. Потому что не уверен не только в завтрашнем, но даже в сегодняшнем дне. Стараюсь жить сейчас и делать как можно больше.

Знакомство с «понятиями»

Для меня был проведён мини-экскурс о социальном разделении осуждённых на касты внутри уголовного мира. Объяснили, кто такие чёрные, или блатные. Чёрные (блатные) – осуждённые, категорически отказавшиеся сотрудничать с администрацией колонии, строго соблюдающие «воровские понятия». Эти люди противодействуют администрации колонии, занимаются провокацией в отношении администрации и постоянно нарушают ПВР, в общем, типичные маргиналы. Таких ещё называют «отрицалово».

Читайте также:  Все о реструктуризации долга при банкротстве

За частые нарушения на таких лиц сотрудниками ИУ составляется рапорт о нарушении ПВР, чёрных часто отправляют в ШИЗО – штрафной изолятор или «кича» на блатном жаргоне. ШИЗО – помещение для отбывания наказания за постоянные нарушения. В каком-то смысле ШИЗО – это тюрьма внутри тюрьмы, и порядки там соответствующие.

Также существуют ПКТ и ЕПКТ (помещения камерного типа) – там условия отбывания ещё жёстче. В ПКТ изолируют самых опасных нарушителей на длительное время для изоляции от остальных осуждённых. Ещё был ОСУОН – отряд строгого отбывания наказания. Там отбывают осуждённые за терроризм, экстремизм, склонные к побегу и самые злостные нарушители режима, закона и порядка.

Кроме чёрных, есть «красные» или, как их называют блатные, – «козлы». Красные или козлы – это осуждённые, которые подписали документ о сотрудничестве с администрацией ИУ и работают официально или не официально, получая за это зарплату, которая облагается налогом, или же определенные снисхождения со стороны сотрудников.

Последняя каста, самая униженная, бесправная внутри уголовного мира – осуждённые с низким социальным статусом, на блатном жаргоне – «обиженные» или «петухи». Эти люди заняты самой грязной работой – уборкой всей колонии, очисткой туалетов, канализаций, иных отходов жизнедеятельности. На их плечах лежит обязанность сексуально удовлетворять других осуждённых, но, как правило, не бесплатно. Прошу заметить, не все обиженные занимаются таким промыслом, а только единицы – как правило, они гомосексуальны. Ко всем представителям обиженных в тюрьме нельзя ни прикасаться, ни садиться или стоять с ними рядом. Категорически запрещено дотрагиваться до их вещей или принимать от них что-либо. В общем, как я узнал чуть позже, эта колония считается «чёрной», то есть администрация не справляется со своими обязанностями и «зоной» управляют те самые блатные.

Посещая режимные помещения – ШИЗО, ПКТ, ЕПКТ и ОСУОН, – обратил внимание на затертые надписи на стенах и зданиях: Режим, Закон, Порядок.

Как стажируют молодых

Стажировка длилась три месяца, и служба медом мне не показалась.

Суточные дежурства – это отвратительный график полтора суток через полтора. На службе 25-30 часов, в оставшееся время трёхсуточного цикла – отдыхаешь. Из-за сильного дефицита кадров на меня возложили обязанности полноценного сотрудника, но за зарплату стажера, а она не доходила и до 14 тысяч за полный отработанный месяц.

За 3 месяца я достаточно насмотрелся на бардак и беспредел внутри колонии. Младших сотрудников прессует начальство: лишают премий, проводят «разборы полетов». Начальник всегда прав; если подчинённый провинился, после бессонных суток тащится на ковер к начальству. Каждый день конфликты с осуждёнными, провокации с их стороны и никакой защиты со стороны руководства. Начальники ссылаются на то, что сам виноват.

Однажды на меня напала группа осуждённых. Оборонялся. Начальник снова отчитал как школьника за разбитое окно.

Отслужив совсем немного, я уже ощутил полное разочарование. Младший инспектор — рядовой сотрудник в УФСИН – это абсолютно бесправная дрожащая тварь, раб огромной системы.

Три месяца стажировки закончились, и меня отправили на двухмесячную первоначальную подготовку в учебный центр. Случился первый серьезный конфуз – работодатель не выплатил командировочные. После выяснения причин пообещали, что в течение учебы все оплатят. Командировочных так и не дождался. Бухгалтерия благополучно потеряла мои бумаги.

Знающие коллеги, с давних пор служащие в колонии, поведали, что есть некий фонд, куда все работники в добровольно-принудительном порядке каждый месяц вносили средства для оказания помощи сотрудникам колонии, столкнувшимся с жизненными трудностями. Однако если сотрудник обращался, деньги никто не выплачивал. На эти средства оплачивались огромные долги учреждения.

Прошла учеба, меня аттестовали. Теперь я настоящий, полноценный сотрудник, знающий НПА, регламентирующие мою работу, и ПВР. Мне выдали ПР-73 (или просто «дубинку»), баллончик с газом «Резеда», наручники и видеорегистратор «Дозор». Не успел я вернуться к себе на службу, как меня снова отправили в командировку в другую колонию – в населенный пункт, где разруха и криминогенная обстановка была ещё хуже, чем в моем городке. И опять не сразу выплатили командировочные, ссылаясь, что денег нет (где-то я это уже слышал).

(ФСИН)

Форма пытки, применяемая, в частности, сотрудниками «красной» (живущей по режиму администрации) колонии строго режима № 6 в г. Ишим Тюменской области. Несговорчивых заключенных, активно придерживающихся воровских понятий, специально переводили в данную колонию из «черных» зон на перевоспитание («ломку»). Если они не соглашались отказаться от блатных понятий и соблюдать установленный в ИК режим, сотрудники брали под руки, закованные в наручники, так, чтобы колени постоянно соприкасались с землей и протаскивали по заасфальтированной дорожке через всю территорию колонии. Колени заключенных стирались об асфальт до мяса и костей, вместе с наколотыми на них «отрицаловскими» звездами, символизирующими отказ от сотрудничества с администрацией и приверженность воровскому укладу жизни (записано со слов бывшего сотрудника уголовного розыска Тюменского УМВД, отбывавшего наказание в нижнетагильской ИК-13 г. Александра Ремезова) (см. также “Приемка”).

(ФСИН)

Заключенного помещают в «пресс-хату» с сотрудничающими с администрацией лицами («козлами»), которые прыгают на него, предварительно насильно растянутого на полу, с верхнего яруса шконки.

(ФСИН, МВД)

Самый распространенный прием обращения с задержанным или заключенным. Ноги ставятся максимально шире плеч, на некотором удалении от стены, упор головой в стену лицом вниз, упор принимается на поднятые вверх руки, костяшками к стене. Эффективность достигается длительностью пытки. Применяется также в сочетании с другими средствами (См. “Мешок”).

Чтобы пережить такой неприятный период своей жизни, как нахождение в СИЗО, нужно знать, как себя вести в этом месте. К примеру, всегда следует слушаться сотрудников изолятора, ведь в противном случае вас поместят в карцер.

О том, как оформить передачу в СИЗО, рассказано в этой статье.

Подъем арестантов осуществляется в 6 утра, после чего они получают завтрак. Он состоит, как и прочие приемы пищи, из первого, второго и напитка. Конечно, питательность и вкус тюремной пищи оставляют желать много лучшего. Только те заключенные, у которых есть медицинские показания для этого, могут рассчитывать на лучшее питание.

Далее с 8 до 9 утра проходит пересменка конвоиров. Они обходят камеры, и обязаны принимать жалобы со стороны заключенных.

Про халявную Доминикану и вынужденную трезвость

Какие главные плюсы работы в системе исполнения наказаний и какие минусы?

Ну, какие плюсы…

Ранний выход на пенсию. Зарплата без задержек. Премии. С жильём помогают, кому положено улучшение жилищных условий. Мне вот нормально добавили денег на квартиру. За выслугу лет отпуск прибавляется: 10 лет отработал — плюс 5 суток отпуска в год.

Раньше было ещё такое, что билеты на самолёт оплачивали. Даже на Кубу у нас народ с семьями летал, и им возмещали. Сейчас прикрыли лавочку. Но все, кто хотел, слетали.

А минусы какие? Душевный дискомфорт?

Нет, я уже привык. Я знал, куда шёл.

Но по правилам для сотрудников, которые с оружием несут службу, мы все ходим к психологу.

У нас с зеками один и тот же психолог

Главный минус — очень много писанины, отчёты казённым языком. Вечно заводят какие-то журналы учёта журналов. Переписываются должностные инструкции: было 18 пунктов, стало 68.

А ещё проверки. Надо за неделю сделать то, что не делалось 20 лет. И вот все, независимо от звания, на ушах стоят. Майоры красят кисточками ворота какие-нибудь.

И очень неудобно — напиться нельзя. Могут вызвать с выходного, если вдруг тревога какая-нибудь. Ты всегда должен быть на телефоне и прибыть в течение нескольких часов на службу.

А новичкам тяжело?

Ну, приходят мальчики молоденькие, с хорошими машинами, их родители устроили. А дедовщину никто не отменял!


Похожие записи:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *